Книга 370 стр.

Мальчик был маленький, а горы были до неба. Взбираясь от тропки к
тропке, он продирался сквозь заросли папоротника, то разогретые солнцем
и благовонные, то обдающие свежестью, когда он ложился в тени отдохнуть.
Вздымался утес, за ним бушевал водопад, словно свергаясь с небесной вы-
си. Мальчик окидывал взглядом поросшие лесом горы - а глаза у него были
зоркие, они различали на той вон далекой скале, меж деревьев, маленькую
серну, - терялся взором в синеве глубокого, точно парящего неба, кричал,
задрав голову, звонким голосом, от полноты жизни. Бегал, разувшись, по
земле, всегда был в движении. Без конца вдыхал теплый легкий воздух,
точно омывавший все тело внутри и снаружи. Таковы были его первые труды
и радости. Мальчика звали Генрих.
У него были маленькие друзья, они ходили не только босые и простово-
лосые, но в лохмотьях, полуголые. От них пахло потом, травами, дымом,
как и от него; и хотя он не жил, подобно им, в хижине или в пещере, но
ему нравилось, что от него пахнет, как от других мальчиков. Они научили
его ловить птиц и жарить их. Вместе с ними подсушивал он свой хлеб между
горячими камнями, натерев его сначала чесноком. Потому что от чеснока
вырастешь большой и будешь всегда здоров. Другое средство - вино, они
пили его, когда и Где удавалось. И вино было у всех в крови - у
крестьянских ребят, у их родителей, у всей страны. Мать поручила Генриха
заботам одной родственницы и воспитателя, чтобы сын рос, как растут дети
в народе. Впрочем, и здесь, в горах, он жил в замке; замок назывался Ко-
аррац. Местность называлась Беарн. А горы были Пиренеи.
Говор здесь был звучный, много гласных и раскатистое "р". Когда его
матери приспело время родить, она, по приказу деда, запела хорал, прося
матерь божию подсобить ей: "Adjudat me a d'aqueste hore" [1] Это было
местное наречие - все равно что латынь. Поэтому мальчик легко научился
говорить по-латыни, но только говорить: дед запрещал ему учиться писать;
да и спеху не было, ведь он еще мал.

(Начало, продолжение следует)